Лиловый рай. Книга вторая - Эля Джикирба

– Вот и опровергнем их, – коротко ответил Ньето.

– А на колокольню кто его потом загнал? Те самые бесы, которых он предварительно столь успешно одолел? – поинтересовался судья Моралес.

– Они и загнали, – не моргнув глазом, ответил Ньето. – Бесы, я имею в виду.

– Ах, бесы… – иронически хмыкнул судья.

– Есть иные предложения? – поинтересовался Ньето. – Или кто-нибудь здесь может оспорить мои доводы? Это же народ. Он ждёт ответа от власти. Официального ответа о судьбе их любимого священника.

– Похоже, с моим мнением тут никто не считается, – подал голос прокурор Лопес. – Но даже если это так, я его выскажу. Вы решили поиздеваться надо мной? Это я вам говорю, наш многоуважаемый начальник нашей многоуважаемой полиции. Вы собрались хоронить нечестивца и убийцу моей жены как героя?

– Вам, видимо, позарез хочется заполучить сюда комиссию по расследованию? – парировал Ньето, стоя в центре кабинета прямо напротив утонувшего в большом неудобном кресле прокурора. – Достаточно одной журналистской заметки, чтобы начался шум. И вообще, скажите спасибо, Лопес, что Интернет в нашем городишке пока востребован лишь извращенцами. Вы собираетесь похоронить падре Мануэля как самоубийцу в городе, где все любили и уважали его и, наоборот, прятались кто куда при встрече с вашей супругой? Вы видели цветы и свечи на площади? Если нет – советую посмотреть. Оставьте для речей в суде ваши изысканные словосочетания, а мы в это время подумаем, как обрубить все концы. За вас и вместо вас подумаем, между прочим.

II

Когда Ньето высказывал свою точку зрения на похороны, Мигеля Фернандеса в кабинете не было. Не выносивший сигарного дыма мэр строго-настрого запрещал курить в помещении, и Мигель был вынужден время от времени выскакивать на просторный, огороженный свежевыкрашенными балясинами балкон. С начала совещания он делал это уже в четвёртый раз. И не только потому, что хотел курить, а потому, что его сильно раздражали тупые ублюдки, пыжившиеся там, в тиши кабинета, в своих просторных креслах.

Кроме Ньето, разумеется.

«Единственный мужик в городе, кроме меня», – в который раз подумал о начальнике полиции Мигель и, облокотившись о балконное ограждение и попыхивая сигарой, отдался любимому в последнее время занятию – грёзам о маленьком гринго.

«Мы с тобой в Голливуде. Идём по красной дорожке, ты артист, ещё юный, но уже сыгравший свою главную роль, я, разумеется, твой агент, тебя выдвинули на „Оскар“, ты машешь рукой восторженным фанатам, они в ответ рвут полицейское оцепление. Я даю интервью, журналисты беспрерывно снимают нас на камеры, вокруг нас – дюжина громадных ниггеров-охранников. Ты бросаешь на меня мимолётный взгляд и в ответ ловишь мой, полный любви к тебе».

Вновь, как часто в последнее время, пришла мысль о похищении – и вновь не обрадовала его. Похищение маленького гринго с целью совместного проживания автоматически ставило целый ряд неотложных и весьма хлопотных проблем, к решению которых Мигель, по крайней мере пока, был не готов.

«Это же не гражданский активист, чтобы тихо убрать его и забыть», – думал он, понимая, что решения лучше, чем классическое усыновление, нет и вряд ли будет.

– Прикончишь Гонсало – и всё, – шепнул ему Ньето, когда Мигель в очередном разговоре поделился с ним своими переживаниями.

– А вместе с ним и Инеситу, – усмехнулся Мигель.

– Конечно, – не раздумывая, сказал Ньето. – Какие проблемы, парень?

– И правда! Что за проблемы?! – саркастически сказал Мигель. – Муж и жена гибнут, ну да, в автомобильной аварии, но тем не менее гибнут, а какой-то Мигель Фернандес тут же предъявляет права на американского белого ребёнка. А если гринго пронюхают? А дон Гаэль?! И у Гуттьересов, кстати, есть дочь.

– Ты удивляешь меня, Мигель, – заметил Ньето. – Во-первых, с гринго всегда можно будет договориться. Во-вторых, с дочкой тоже можно будет договориться. Зачем ей обуза в виде ребёнка?

– Это Мигелито, не забывай, – прервал его Мигель. – Она тут же захочет его усыновить. С первого взгляда.

– Давай будем решать проблемы по мере их появления, Мигель.

– Я не хочу так. Я не хочу так начинать свою жизнь с ним.

– Это единственный способ, Мигель.

– В том-то и дело, что ты прав, Робиньо, и я ненавижу тебя за это, ха-ха-ха. Ладно, я прощупаю почву, как там и что, и, если больше ничего не придумаю, мы начнём действовать. Мы – это ты и я. Ты же не откажешь мне, надеюсь?

– Когда я отказывал тебе, Мигель?

«Когда ты отказывал мне, Ньето? Чёрт! Как же я не люблю зависеть от людей и обстоятельств!» – думал Мигель, вспоминая разговор, состоявшийся между ним и Ньето сразу после его визита в поместье Гуттьересов.

Он потушил сигару кончиками пальцев, засунул её в боковой карман клетчатой сорочки и вернулся в кабинет, где застал Ньето в состоянии бурной дискуссии с овдовевшим прокурором, настаивавшим на том, чтобы полиция провела расследование, а падре Мануэля похоронили за церковной оградой, как и положено хоронить наложивших на себя руки нечестивцев.

– Если поднимется шум, к нам сюда пришлют комиссию, как вы не понимаете! – в который раз увещевал прокурора Ньето.

– Кто будет проверять, где похоронен падре? – вопрошал в ответ прокурор, покрываясь мелким холодным потом и ежеминутно протирая голову большим батистовым платком. – Какой комиссии взбредёт в голову искать его могилу, помилуйте, Роберто! Вы охвачены параноидальными идеями, и они не доведут вас до добра. Может, вам есть смысл обратиться к психоаналитику?

Это предложение переполнило чашу терпения Ньето, и он вышел из себя.

– Это ты кому, жалкое отребье, предлагаешь идти к психоаналитику? – дёргая головой, спросил он. – Это ты мне предлагаешь? Алкоголик и мелкий взяточник, ты жену свою даже трахать не мог, и она сублимировала на падре все свои неудовлетворённые желания. Ты, что ли, будешь указывать мне, что тут правильно, а что нет?

Прокурор побледнел как смерть и попытался что-то сказать, но Ньето не дал ему такой возможности.

– Как ты смеешь советовать мне, как жить, сукин ты сын? – продолжил он наступление. – Ты, не доведший до конца ни одного дела! Не способный на решительные поступки! Ты даже Наррачеса, этого жалкого интеллигентишку, возомнившего себя главным правдолюбом всех времён, не смог нормально посадить, и мне, слышишь, ты, МНЕ пришлось приказать моим парням убрать его, чтобы вытащить нас из того дерьма, в которое ты залез сам и ещё всех нас чуть не утащил за собой!

– Убьюу-у-у! – неожиданно тонким голосом закричал прокурор и, вскочив с кресла, вцепился обеими руками в горло стоявшего напротив него Ньето.

Нападение на начальника полиции было большой оплошностью со стороны прокурора. Поднаторевший в избиениях Ньето мгновенно отреагировал на нападение прямым ударом под дых, и через пару мгновений судорожно хватающий ртом воздух прокурор повалился ничком на цветастый ковёр в кабинете.

– Сейчас блеванёт, – философски заметил судья Моралес, мельком взглянув на остальных, так же молча наблюдавших за инцидентом.

Мигель согласно кивнул в ответ, но никто из них не пошевелился, чтобы помочь завалившемуся прокурору, действительно, как и предсказывал судья, на их глазах освободившему желудок от содержимого прямо на тот самый цветастый ковёр.

Брезгливо гримасничая, мэр Родригес подошёл к дверям кабинета и, приоткрыв их, крикнул:

– Челита! Подойди!

Новая секретарша мэра, разбитная пышногрудая Челита, недавно привезённая Ньето из Сальтильо, призывно облизнув ярко-красные губы, встала из-за стола и, профессионально покачивая бёдрами, подошла к дверям кабинета.

Ньето не просто так привёз Челиту сюда. Надо было держать в узде явно склонного к рефлексии мэра, и, понимая, что лучшего средства управления, чем нежный рот молоденькой шлюхи, им не найти, Ньето быстро обеспечил себе и Мигелю Фернандесу надёжный тыл. Несмотря на низкое происхождение, Челита оказалась неглупой и трудолюбивой, да и в своём деле была настоящим профессионалом, так что мэр Родригес попал в надёжные руки в буквальном смысле слова, и даже требовательный и по-прежнему влюблённый в свою Аделиту Ньето после проверочного свидания с Челитой остался в восторге от неё.

III

Улыбнувшись в ответ на кокетство секретарши, мэр попросил принести тряпку и воду и убрать за прокурором. Шокированная предложением, Челита вспыхнула, как огонь, и только собралась напомнить, что для подобных действий существует уборщица, как за спиной мэра появился Ньето.

– Нам не нужны посторонние уши, красотка, – коротко сказал он, и Челита сразу стала послушной, как овца, быстренько принесла в кабинет швабру и наполовину наполненное водой пластмассовое ведро, надела перчатки, задрала выше колен узкую офисную юбку и, обнажив аппетитные гладкие ляжки, стала лазить по ковру.